ЖИЗНЬ НЕ СКАЗКА

Простите, не могу удержаться от того, чтобы не начать сегодняшнюю колонку с хулиганства. Если жизнь – сказка, и главное в ней – красота, тогда я хочу принцессу. Златокудрую, двадцатилетнюю, разумеется, красивую – чтобы как с обложки журнала «Максим». Чтобы, когда надо, поддерживала разговор про Джойса и Фицжеральда. Чтобы не обманула, как небезызвестная Рыбка, а до конца жизни меня одного любила и считала самым классным мужчиной. Сказка же, отчего бы не пожелать? Разумеется, мне, королю, она бы через пару месяцев надоела, я оставил бы ее рожать ребенка, а сам сбежал бы от пелёнок и младенческого ора на какую-нибудь войну.

Я знаю, чем занимается сказкотерапия. Тем же, чем и всякий психоанализ: помогает человеку разобраться со своими эмоциями, ценностями, со своим прошлым. Через совместное сочинение сказки терпаевтом и пациентом, заставляет последнего пережить и переоценить ключевые жизненные моменты. Сказкотерапевт повернул бы дело так: «Принцессы уединились с принцами, молодильные яблони вымерзли и засохли, а тебе, сорокалетнему папику, подойдет горбатая мельничиха, у которой всегда найдется кружечка ячменного пива. Любовь! Она же есть красота и радость во всех проявлениях! Сегодня нянечка из психиатрического отделения, после инъекции нейролептика перед сном, погладит тебя по головке и сунет за щеку карамель, ты забудешься и увидишь сказку…»

«Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?»

Есть и другой вид психотерапии – экзистенциальная. Есть то, что есть. Найди в себе мужество это принять. Никаких сказок, уходов в иллюзии, анализа прошлого. Есть твой зрачок, и лампочка, свисающая с голого потолка.

Красота — вещь неуловимая. Девчушка-подготовишка визжит от удовольствия, получая в подарок вещь в стиле «Hello, Kitty». Что же тут объяснять? Ярко, чистенько, блестят стразики, киса улыбается. Пройдёт десять лет, и она покрасит ногти и губы гуталиново-чёрным цветом, а на лбу искусно изобразит кровавый шрам как у Гарри Поттера. Ещё через десять какой она будет – гламурной блонди «в жутких розочках» или курящей лесби с татуировкой дракона на ягодице? А календарь станет крутиться ещё и ещё, и вот уже дама предпенсионного возраста случайно на блошином рынке встретит ту самую сумочку, которую носили в её молодости… И всё это красота.

Парадокс красоты в том, что она с одной стороны субъективна (каждый сам дает такую оценку: красота!), с другой же требует присутствия другого (или Другого с заглавной буквы), с кем мы можем ею поделиться. Красота становится языком, на котором один субъект познает другого.

Однако даже то, за что мы любим другого человека, не обязательно красиво. В моей жизни был случай, остро царапнувший мою душу. Я навещал в больнице студентку, которая перенесла аппендицит с осложнением. У неё началась острая боль, и она отпросилась с занятия (не с моего), но не вызвала скорую, а поехала в больницу на трамвае. Впоследствии девушка была потрясена свалившейся на неё болезнью и оттого нечаянно выболтала мне физиологическую подробность: в вагоне её неудержимо тошнило, но она проглатывала назад рвоту, ибо очень стыдилась перед людьми. Можно ли это назвать красотой? О нет. Кстати, и сама девчонка была несимпатичной, мальчикового типа и не робкого десятка. Но каждый раз, когда я вспоминаю этот эпизод, мой кулак невольно сокращается, как тогда, сжимая её руку.

Не может быть красивой чужая боль, чужое страдание – а если кто-то посчитает иначе, он болен сам, он садист, и душа его порабощена силами зла. Но если ты разделяешь чью-то боль (согласен, это очень сложно), тебе уже не до радости, не до самооценки, какой ты хороший, тебе просто больно.

Так же как от близких нам людей мы получаем и дары, и удары, так наверное надлежит принимать их и от Бога. И это помогает с вечным вопросом: «Господи, за что?» Кто из нас доволен своей жизнью? Хотелось быть мировым светилом микробиологии, а тут…

Тем более, отчего умирают дети? Отчего случаются авиакатастрофы?

Да всё по тем же законам механики. За что? Ни за что. Просто ты схватил билет не на тот рейс…

Можно, конечно, утешать себя тем, что за нынешние страдания или, более пафосно, за несение креста, тебя ждут на том свете особые пряники. Но, чёрт возьми, если я увлекусь психотерапией и сам намечтаю себе эти пряники, я же начну сочинять за Бога. А намечтаю я себе непременно принцессу с обложки журнала, ибо таковы моя природа и понятия о красоте, других не видел.

Красота не обязана иметь сладкий вкус. Так что не нужно мне знать, что будет там, за гранью земной жизни. Конечно, я надеюсь и верю, что Господь, столько сделавший для меня в жизни земной, не оставит меня и в жизни будущего века.

Есть красота математики, которая способна измерить, описать, скрепить логическими связями весь мир. Есть красота механического соловья из истории, рассказанной Андерсеном. Есть красота сказки или какого-нибудь сурового эпоса, «Песни о Роланде» или сказаний Младшей Эдды.

А есть обычный соловей. Который поет только июньской ночью, за десятки километров от твоего жилища, зато к утру может оставить на твоей палатке белое пятнышко, как и все птицы. Мы ничем не докажем, что этот соловей красивее, талантливее, эргономичнее. Просто он – жизнь.

Так в Боге – Жизнь, притом бесконечная. А вовсе не «сказка со счастливым концом».

Юрий Эльберт