Каковы претензии к «лучшему в мире» советскому образованию?

1. MoscowEnglish.

При встрече с иностранцем советский пионер должен был уметь выпалить: «I am a young pioneer. My grandfather is a collective farmer. Our leader is comrade Stalin. Moscow is the capital of Soviet Union. We are for peace, no to war!»

Но ни в коем случае школяр не должен был понимать смысла песен «Битлз», галимой вражеской агитации! И уж тем более — вести осмысленный диалог с иностранцем.

Кажется, именно в диалогичности всё дело. В нашей речи столько англицизмов теперь. Но спроси случайного прохожего по-английски, сколько времени или как пройти на Кировку, скорее всего ответом будет ступор. И сам помню свой шок лет 20 назад, когда на моём сотовом загорелся номер на непривычные +5, и в трубке зазвучала иностранная речь.

В нашей семье чадо с дошколячьих лет посещает курсы английского языка. Там один из основных инструментов оживления диалога – мячик. Тебе в лоб прилетает мячик, нужно и поймать его, и разумно среагировать на предыдущую реплику. А за границей, играя на детской площадке, ребёнок спокойно общается с ровесниками.

2. Искусственный язык школьной информатики.

Речь не идёт о терминологии, хотя и о ней поговорить не мешало бы. Когда во всём мире набирало популярность слово computer, в СССР принципиально повторяли аббревиатуру ЭВМ. «Компьютер» пришёл к нам только в начале 1990-ых, с принтером и ксероксом, менеджером и брокером.

Речь о том, что школьный курс информатики был принципиально ориентирован на полное отсутствие компьютера. А именно, ученики учатся составлять алгоритмы на несуществующем языке программирования, программы записывают в тетрадках, а проверяет преподаватель.

Этот курс появился в школе во второй половине 1980-ых. В его основу лёг курс алгоритмики, разработанный А.Г. Кушниренко для МГУ конца 1970-ых. Сам Кушниренко, вероятно ориентировался на «Искусство программирования» Дональда Кнута, писавшего в 1960-ых.

Но во-первых у Кнута, как и в МГУ-шном курсе, алгоритмы были сложнее, и в них важнее была математическая начинка (недаром программирование считалось ремеслом математиков). Школьников же надо было научить, в принципе, хоть чему-то.

Во-вторых к концу 1980-ых практически в каждой школе имелась хоть какая-то персоналка – Поиск, Spectrum, Корвет, Радио-86РК и т.д. Правда нередко она числилась имуществом радиокружка. Были и компьютерные сети – возможность обеспечить автоматизированным рабочим местом хотя бы полкласса. А на персоналках уже были устоявшиеся алгоритмические языки, в том числе Бейсик или «черепашковый» Лого, популярные на западе и даже «процедурный» Паскаль.

Поэтому типичная картина в кабинете информатики выглядела так: по периметру класса стоят выключенные компьютеры, прикасаться к которым нельзя, а то сломаешь. Ученики же сидят за обычными партами в центре и пишут в тетрадках бессмысленную нудьгу.

В 1990-ые, с падением СССР, на российский рынок и в том числе в школы, хлынули IBM-ки. С середины 90-х появилась почти современная нам графическая и многозадачная Windows 95, появились Word, графические системы, зажужжали телефонные интернет-модемы, и акцент с программирования сместился окончательно. До школ это до сих пор толком не дошло.

3. Изолированный курс русской-советской литературы.

Зарубежная литература была исключена из учебного плана,в принципе — во всяком случае в 8(9)-10(11) классах. Всем известна синенькая хрестоматия «Зарубежная литература 8-10», в которой присутствовали аж Шекспир, Мольер и Гёте, плюс в 6-ом классе изучали отрывок из «Дон-Кихота» Сервантеса и балладу Стивенсона «Вересковый мёд» (при этом ни один советский школьник и понятия не имел, что речь об алкогольном напитке).

На самом деле, нет худа без добра. Интерес к русской классике дурным преподаванием отшибали напрочь. А иностранные романы оставались тайной. И выпускник, находя Флобера и Мопассана, разевал рот – диво-то какое!

4. Коммунистоцентричный курс истории.

С курсом истории дело обстояло похожим образом, но несколько иначе. Формально существовали параллельные курсы истории СССР-России и зарубежных стран. Но! На практике их очень часто сливали, отдавая часы в пользу истории России. При поступлении в вуз без подготовки можно было и погореть.

Вся зарубежная история с нового времени была разумеется коммунисто-центричной. В лучшем случае подробно изучалась французская революция, с конспектированием статей Ленина (мне лично доставалась статья «Памяти Коммуны»).

Из-за энгельсовской концепции развития общества практически похерена была археологическая часть истории, превращена в мифическую «Историю первобытно-общинного общества» (курс с подобным названием существовал и в вузе).

Курс истории Древнего мира и Средневековья приходился на 5-6 класс, и прочно забывался к окончанию школы. Очень мало в нём места отводилось Азии (хотя бы Китаю). При этом история России преподавалась в несколько витков, повторенье – мать учения.

До 1990-ых годов краеведение находилось не в курсе истории, а в курсе географии! (Зачем знать историю края, если важнее знать историю Кремля, русских царей и войн? Сепаратизм!)

5. Незавершённая Колмогоровская реформа 1968-71 годов курса алгебры и геометрии.

Когда от «киселёвского» «практицизма» ушли, а к нормальной «доказательной» (если угодно, «бурбакистской») математике не пришли.

Алгебра и анализ последних двух классов повторялись в первые два вузовских семестра.

Большинство развивавшихся вычислительных навыков перехватили современные компьютеры (от перемножения многозначных чисел до производных и интегралов).

Отсутствие элементов матстатистики, что не позволяло школьнику организовать учебный эксперимент (в физматшколах были основы теории вероятностей, почти полностью уходившие в комбинаторику, но и только).

6. Курс астрономии, оторванный от астрономии.

По нему сейчас стенают, а заглянули бы в учебники Воронцова-Вельяминова! Других увы не было.

Вместо толкового изложения современных знаний о космосе, конечно, куда важнее научить школьников вычислять параллаксы. Вдруг полетят на межзвездных кораблях и просчитаются, вычисляя траекторию ракеты карандашом на коленке!

Астрономия приходилась на 11-ый класс, вели её обычно учителя физики, и только эти параллаксы успевали пройти, а дальше перекидывали часы на физику, более важный для поступления в вуз предмет.

И уж совсем ни к чему знать им теорию Большого взрыва, задумываться (кроме формулы) о том, к чему ведёт II-ой закон термодинамики.

7. Уроки музыки, на которых не учили играть ни на одном музыкальном инструменте (это только кружок). Или пение хором, или классика с дурной пластинки. Очень низкие требования и контроль, отсюда наплевательское отношение ребят к предмету.

8. Физкультура, в результате которой треть выпускников не умела подтягиваться. «Доучивала» армия.

Часто физрук запускал ребят в зал, а сам запирался в своей каптёрке. Знакомая картина?

А зачёт по физ-ре рефератом? Прибавлял школьникам здоровья?

Кружки и спортшколы не в счёт, я о массовом образовании (как и в отношении музыки).

9. Уроки труда, «непонятного смыслом своим». Смотришь на учебники труда и удивляешься: какое столярное дело! Какой сверлильный станок! Либо уборка территории, либо задача сделать из квадратной заготовки круглую шайбу с помощью напильника и зубила. Напильники все были без ручек. Почти никому не удавалось добиться «круглости», дети же. Ещё шили защитные рукава для труб. Девочек хотя бы учили основам шитья и кулинарии.

В годы перестройки пытались заменить часть уроков труда на «Основы производства», чисто теоретическая белиберда, отдалённо напоминавшая советскую политэкономию. Первый учитель труда читал нам курс честно, а вот сменивший его – разбирал с нашим классом газетные статьи об инопланетянах и магах, очень уж его интересовала уфология.

10. Более-менее качественно, впрочем в зависимости от материальной базы школы, наличия опытного педагога и мотивированных учеников, преподавались предметы «естественного» цикла: физика, химия и биология. Но и по ним нельзя было сдать экзамен в вуз без привлечения репетитора. Как правило, репетитор занимался восполнением пробелов, которые то ли ученик получил в результате то ли пропуска по болезни, то ли халатности педагога.

Но именно по ним (и по математике) советскими школьниками выигрывались международные олимпиады, что давало повод говорить о «лучшем образовании в мире».

Не хочется говорить об уроках русского языка, полных тупого переписывания и постоянных укоров за почерк, обществоведения, начальной военной подготовки и проч.

В целом советское образование во-первых обладало большим количеством «белых пятен», а во-вторых не было нацелено на личный результат. Точнее личный результат фиксировался лишь оценкой. Неважно, смог ты заговорить с иностранцем, круглую ли выточил шайбу или с зазубринами, довёл ли вычисление до ответа, подтянулся ли, спел и тем более станцевал. Важно – 5, 4, 3, 2, 1. Но оценка – вещь субъективная. Она зависит от личного отношения учителя к конкретному ученику, при этом учитель пытается выстроить в классе социальную иерархию: отличники – молодцы, а двоечники – нет. Реально выстраивается дуальная теневая социальная иерархия: отличников в классе ненавидят за то, что они отличники, эти дети невротизируются и комплексы им потом мешают в жизни взрослой.

Современная школа ЗУНы (знания-умения-навыки) заменила компетенции простым зачёркиванием, не меняя всерьез сути программ. Но нацеленности на успех и результат не видно по-прежнему. Зато появились новые знания для зубрёжки, например ОРКСЭ – ОПК.

Юрий Эльберт