ЛИТУРГИЯ

Средневековый французский король Людовик Святой каждое утро начинал с церковной службы. Он был умным человеком и понимал, что, если ты и вправду хочешь принести кому бы то ни было добро — в начале нужно научиться правильно видеть землю и всё, что на ней происходит. А служба в храме очищает взгляд и прибавляет нам мудрости в том, что мы избираем и делаем. Потому и я, подобно древнему королю, каждое своё утро начинаю с литургии.

У меня в жизни слишком много дел для которых требуется вдохновение жить и созидать, а я не видел ничего в большей степени дарующего вдохновение. Часто бывает, что, только ещё едешь к храму, как приходит желание создать новый рассказ, записать пришедшие в сердце строки и вообще, открыть смысл во всём, что с с тобой теперь происходит.

И оказывается — каждый день и час просто полон событий. Важным может стать опавший лист, новый рассвет, паутина в утреннем тумане. Не говоря уже о встречах с людьми, хотя они не всегда дарят радость.

Помню, как однажды со в одном со мной троллейбусе ехала молодая девушка — студентка. Она, к тому же, была слушательницей моих лекций и я расчитывал на тёплую беседу. Но девушка тотчас отвернулась к окну и за всю дорогу не сказала мне ни одного слова. Я, конечно, привык, что вызываю у девушек глубочайшее отвращение, но происшествие стало сюжетом ещё одного рассказа, который я создавал прямо на литургии. Вообще, каждый раз я беру с собой большой блокнот и записываю туда всё новое, все стихи, все рассказы. За это многие прихожане считают меня ненормальным и даже жалуются священнику на мои странности. Тот, впрочем, объясняет им, что поэт, когда творит, делает это всегда органично, и потому его действия вплетаются в ткань службы, украшая существующий мир. Прихожанам это объяснение не нравится и я каждый раз ощущаю мощную стену осуждения, которую было бы не так просто выдержать, если бы литургия не уверяла в истинности высоты.

Как хорошо быть с теми, кто тебя не осуждает. Но даже в храме зачастую это или малые дети, или душевнобольные, или редкие любящие тебя люди, или совсем уже добряки — настоящие христиане.

Многие мои подруги вообще боятся что-либо делать, так как опасаются осуждения. Одна замечательная замужняя знакомая, которая, к тому же, талантлива, за последние пять лет не написала ни строчки, думая, что её будет высмеивать «элита» некогда оконченного ею филологического факультета. Вся элита там — это люди с претензиями, и потому я неизменно говорю ей: «Тебе не стоит бояться этих людей, ведь они сами боятся всего живого и нового, когда это новое говорится их современником. Свой малый дар они загубили непомерной гордостью, которая у них зиждется на том, что они знают несколько десятков учёных слов и умеют бранить высокую красоту». Тогда ей становится лучше и она пишет трогательные рассказы, а потом удивлённо спрашивает:

— Почему эти люди не обращают на меня никакого внимания? (Она имеет ввиду всё ту же «элиту»).

— Им не до тебя. Они собой заняты; отвечаю я.

И мы вместе идём на утреннюю службу. Когда десятилетиями стараешься помогать другим, то, волей-неволей в твою жизнь приходит множество друзей, и все они — светлые люди. А потому каждому из них часто бывает плохо и больно. Кого обижают в семье, кого на работе, кого в храме. Это бывает трудно перенести, и тогда мы собираемся на литургию, чтоб оказаться близкими и родными, не только себе — но — Истине, как её ощущают все люди доброй воли. Вот она — совсем рядом, ближе вытянутой руки и сполна приходит к тебе, чтобы ты, кого сильные, грубые, неучтивые и жестокие так долго звали никем, вдруг сполна ощутил, что все звёзды вращаются только ради тебя. Ради тебя и всех твоих близких, в лучах рассвета таких прекрасных и мудрых, пускай каждый из них слишком долго казался никем на земле.

Артём Перлик