Сорок дней фарисейства

Наступил Рождественский пост. Сорок дней питания чем попало: овсяным печеньем, овощными консервами с уксусом, рыбой второй свежести (другая не водится в супермаркете). Сорок дней в гостях, в кафе, в супермаркете предстоит делать кислую мину: «А ваш продукт без молока? Без животных жиров? Мне нельзя, у меня пост!..» А для особых ревнителей – после 20 декабря сухоядение, то есть без горячей пищи (милая подробность для северных широт).

У древних христиан – семь дней. У католиков адвент – примерно месяц. У нас сорок дней. Отчего не восемьдесят?

Не берусь судить, какие аскетические цели преследовал пост до начала ХХ века, но сейчас его основная задача – отлучать церковных христиан от празднования Нового Года. Нового года от Рождества Христова. На первый взгляд это очень благочестиво: спасти верных от пьяного разгула, от застолий. Только разве старушки, составляющие большинство прихожан, всерьез страдают от пьяных загулов?

Вот и сиди за новогодним столом с унылым видом, вопреки евангельскому завету постящимся. Ковыряй вилкой квашенную капусту. Лучше как Пятачок в мультике рот салфеткой завяжи.

А чего стоят молебны в ночь с 31 декабря на 1 января. Вся семья собралась за столом, а воцерковленное чадо, или хуже того неофитка-мама хлопает дверью. Со словами: «враги человеку домашние его». После молебна ждёт приходское чаепитие с пересохшими пряниками, и это хорошо, если не окажешься на морозе, дожидаясь первого трамвая.

И билет на ёлочное представление малышу до 7 января – ни-ни! Если Рождество – «зимняя Пасха», сейчас как раз «Страстная седмица». Никаких мыслей, кроме покаянных.

Всё это было бы ничего, если бы нас, православных старостильников, ждали полноценные святки. Но увы, 7-ого в храм, 8-ого в храм, а дальше, извини, выходить на работу. Да и в храме, в отличие от Светлой пасхальной седмицы, ничего особенного. Потом ещё не забыть 19-ого нырнуть в прорубь и/или с пластиковыми бутылками на морозе за святой водой постоять – народная традиция.

В этом году на первый день поста пришлось литургическое чтения из Евангелия Лк. XVIII, 17: «кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него». И вот комментарий святителя Феофана Затворника из «Мыслей на каждый день»: «Как же это принимать, яко отроча? А вот как: в простоте, полным сердцем без раздумываний. Рассудочный анализ непреложим в области веры… Рассудок только портит дело, охлаждая веру…»

Снова молчать и не рассуждать. Не сметь касаться сомнением священной традиции. Но дитя ли не рассуждает? Пусть даже в рамках наивной детской логики. Оно не молчит.

С первого воскресенья поста мы поём «Христос рождается, славите, Христос с небес, срящите…» (куда доступнее «встречайте»). И должны бы исполняться радостью, а все удивляемся, отчего мы не рады ёлкам и шарам. Не по-детски получается.

«25 декабря не наше Рождество. Это день святителя Спиридона». «Не наше?» «Католическое». «А православные разве не отмечают по новому стилю?» «Отмечают, но это константинопольцы, которые продались американцам, впав в ересь экуменизма и иерейского второбрачия. Нам запрещено с ними молиться». И так далее. У верующего фанатика на всё есть ответ, только разве Благая Весть в такой казуистике?

Мы действительно похожи на детей, которых отнюдь небедные родители (князья церковные) отправляют в святую ночь петь колядки. В этом есть своя благочестивая логика: пусть знают, что ничто не достаётся без труда и страдания, что подарок надо заработать самому, что пение полупонятных архаичных слов – подлинная миссия, да и семье тратиться не надо, раз наивные соседи уже заготовили кульки конфет, не пропадать же им.

Только почему, когда все пируют и ликуют, мы дерём глотки на морозе? Почему как во времена царя Ирода мы до сих пор должны прятаться в какой-то пещере?

Пока мы детскими слезами не оплачем все эти «сухоядения» и прочие подробности Типикона, никуда не сдвинется с места косная традиция.

Юрий Эльберт