Если бы Высоцкий остался жив…

К годовщине Высоцкого интернет накрыла волна сентиментальных рассуждений: «Что если бы Володя сумел победить наркотики и прожил бы отведенные его природой годы». Попробую пофантазировать и я.

Мои предположения строятся на очень простом постулате: он был бы таким же как и другие его соотечественники: значительные поэты, актёры и музыканты. Как Гурченко и Джигарханян, а из младшего поколения – как рокеры Шевчук и Гребенщиков.

Все задаются вопросом: «какими были бы мы, если Высоцкий выжил». Такими же, только с новыми стихами, песнями и монологами, озвученные «охрипшим его баритоном». И без горстки поэтических приношений других – на смерть поэта.

Задача и поэта, и актёра – не служить идее, не воспитывать, не назидать, а быть собой, развивать своё амплуа. Развивать на том материале, который подбрасывает злоба дня – и таким образом «транслировать шум эпохи».

Соответственно, и бунтарство поэта – более художественный приём, чем политическая позиция.

Высоцкий вряд ли эмигрировал бы насовсем (как Бродский), но вероятно проводил бы заграницей много времени (как Евтушенко). Как произнесёт двадцать лет спустя киноперсонаж Данила Багров (типаж наверняка заинтересовавший бы поэта): «Хотел бы свалить, свалил бы». Даже в советское время он имел на это полное право как муж Марины Влади. Другое дело, что заграницей он бы «мужем Марины» и остался, выступая преимущественно на концертах в эмигрантских клубах. Его слушатель, зритель и читатель оставался бы в России, и прервать диалог с ним — значило бы покинуть искусство.

С Мариной Влади они могли бы организовать фонд «Жизнь без наркотиков», что было бы самым благим делом.

В последние годы Высоцкий проявлял заметный интерес к «русской теме» – развитие образа Хлопуши, «Ярмарка», «Сон мне жёлтые огни», «Кони привередливые». Вероятно это и сделалось бы его главным коньком в годы перестройки. Вполне можно представить себе его делящим одну концертную программу с Игорем Тальковым.

На этой русской волне он наверняка коснулся бы и Православия. Эстетически, как Константин Кинчев, как Борис Гребенщиков. Возможно как Александр Маршал, сделавший цикл песен об «отце Арсении», и в творчестве Владимира Семёновича появился бы мятущийся священник, страдающий исповедник.

Только это эстетика (как «Никита Рязанский» у Гребенщикова или «Инок, воин и шут» у Кинчева). А вера? Вера – личное дело человека. Никто из старых советских звезд не заявляет себя атеистом: ни Макаревич, ни Шевчук, ни БГ.

Перестройка и демократия 1990-х наверняка нашли бы отражение в его сатирических композициях.

Но в 1990-е годы всё перекрыл бы его главный интерес, тема, прошедшая с Владимиром Семёновичем через всю жизнь: полицейские и воры, менты и бандиты. 90-е как раз явили множество ярких таких типажей. Те, кто таился по камерам и малинам, выстроились в очень широкий, хотя вполне определённый спектр: от олигархов до киллеров. И как знать, может быть Владимир Семёнович создал бы свою театральную версию «Бригады» или «Бумера». Только героями его были бы не тупые «быки», а выдающиеся фигуры, совмещающие в себе супербойца и шукшинского философа, а с ними такие же милиционеры…

В отношении театральной карьеры – пролистаем репертуар Театра на Таганке. Вряд ли он покинул бы его, громко хлопая дверью, как ныне Сергей Гармаш. Звёзд такого масштаба берегут — и Любимов, и Золотухин сделали бы всё возможное, чтобы создать Высоцкому идеальную творческую среду. Что не отменяет их личных вкусов. В знаменитой «Шарашке» по «Кругу первому» Солженицына, Владимир Семёнович мог бы сыграть Хороброва или Бобынина, перетянув этой второплановой ролью на себя фокус спектакля.

А до нашего времени, если бы он дожил до «нового застоя», «развитого путинизма»? Ему было бы под 80. И как все глубокие старики (Гафт, Джигарханян) он, конечно, поддержал бы «Единую Россию», «крымнаш» и записался бы доверенным лицом президента на выборах. И в этом нет ничего порочного: надо дать старикам спокойно дожить.

Но о главном-то! Ответил ли бы он на наши «вечные» вопросы? Он на них уже ответил, когда ходил по земле и писал стихи карандашом на бумаге. Если мы не видим ответов в тех его текстах, не увидели бы и в будущих.

Только одно можно сказать наверняка: если бы Высоцкий выжил, Никита Джигурда остался бы без работы.

Юрий Эльберт