ЕВГЕНИЙ ШВАРЦ: ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К СКАЗКЕ

К характеристике Шварца удивительно подошли бы слова Беллы Ахмадулиной о «Расточительной доброжелательности, свойственной людям прекрасного дара».

Сказочник жил в сложное время, когда материальные блага весьма ценились, но он не состоял на службе у быта и всегда был вне погони за обыденным и обычным. Его не интересовала дача у моря, повышение зарплаты, дефицитные товары и всё то, что по выражению футуристов «даёт судьба портным».

Шварц родился и сложился как личность в то время, когда понятия «честь», «стыд», «грех» и «благодать» имели значение, что потом будет совершенно утрачено в советском обществе. Потому-то он и обращается к сказке, чтоб ещё раз открыть, что вечные ценности всегда вечны, даже если какой-нибудь режим (например, коммунистический) и пытается их отменить.

Пётр Вайль говорил о подобных вещах: «Не бойтесь протоптанных дорог. Они протоптаны не просто так. Если миллионы людей до тебя ахнули при виде Нотр-Дам де Пари, то ты тоже не стесняйся ахнуть».

А если лучшие из людей земли находили в Боге край и предел высочайших человеческих устремлений, то не спеши презрительно говорить об отсталости древних только потому, что пользуешься телефоном, а не почтовым голубем.

Был такой старый советский анекдот:

Еврей и коммунист поспорили, что окажется более долговечным, — евреи или коммунизм? И еврей сказал так:

— Помните, когда-то давно был фараон и евреи? Фараона теперь нет, — евреи остались.

Потом были ассирийцы и евреи — ассирийцев нет — евреи остались.

Потом был Вавилон и евреи — Вавилона нет — евреи остались.

Потом был Александр Македонский и евреи — Македонского нет, евреи остались.

Потом была Римская империя и евреи — Империи нет — евреи остались.

Потом были Средние века и евреи — Средние века прошли, — евреи остались.

Потом был Гитлер и евреи — Гитлера нет — евреи остались.

Этот анекдот появился в 1980-ом году и оканчивался тогда так: «А теперь коммунизм и евреи»…

Многие, пережившие большу́ю боль, люди говорили, что постепенно боль изглаживается из памяти, а хорошее остается. Кто-то из русских подвижников, пережив лагерное заточение за веру при Сталине, говорил об этом времени: «Как ни странно не помню ничего плохого. Помню только, как однажды служили там литургию».

И это всё потому, что скорбям не обещана вечная жизнь, которую Господь обещал только добру. Скорби, какими бы они ни казались больши́ми, пройдут.

А мы останемся…

Но всегда нужно помнить, что Господь обещал вечность лишь тому, что её и вправду достойно. Как писал Томас Харди:

А царства прейдут…

Тихо проходит с невестой жених,

Там, в стороне,

Мир будет дольше помнить о них,

Чем о войне.

К характеристике Шварца подошли бы и слова, сказанные Людмилой Штерн о Довлатове: «Комбинация огромного, красивого мужчины, и абсолютного ягненка внутри»

Он знал что сказка, как и поэзия, нужна для того, чтобы быть человеком, чтоб иметь прививку от внешней пошлости, грубости, хамства, формализма, материализма и культа силы. А всего этого всегда было много в СССР, где не ценились застенчивость, скромность, поэтическая тонкость, утонченность и нежелание силой навязывать свои убеждения другим.

И, конечно, такое знание делало его человеком совсем другой эпохи, человеком сказки, позволяющей видеть это мир зорче и не обращать внимание на трескучесть очередных политических лозунгов меняющихся вместе со временем. Шварц хотел жить лишь тем, что вечно.

Существование такого человека всегда есть вызов для людей серости и для всех живущих по лжи. Корней Чуковский писал, что у руководителей Союза писателей неподвижные застывшие лица. Лица партийных функционеров, которые приспособились говорить ложь, потому что за это платят и не наказывают. Потому в такие исторические времена великая литература вызывает наибольшее отторжение.

При жизни книги Шварца не печатали, вышла всего одна книга. Чиновники считали его пьесы несоветскими, наполненными странными героями, имеющими странные желания.

Человек рискнувший в СССР быть человечным так, как человечность понимает Христианство, даже если и не будет уничтожен драконом, описанным Шварцем в одноименной сказке, то будет всячески притесняем и лишен возможности публично говорить и печататься тем же Бургомистром и его чиновниками. Он окажется в такой советской системе лишним человеком. Он будет чужд в идеологической системе ценностей принятой в литературе тоталитарного государства.

А.Синявский так пишет о лишних людях в своей статье «Что такое социалистический реализм»: «Лишний человек (для соцреалиста и КПСС) – какое-то сплошное недоразумение, существо иных психологических измерений, не поддающееся учету и регламентации. Он не за Цель и не против Цели, он вне цели… заявляя, что нет ни красных ни белых, а есть простые люди, бедные, несчастные, лишние люди».

Артем Перлик