Неиспользованный пропуск

Среди представителей любого жанра, (и фантастика тут не исключение), есть очень много посредственностей (таковые обычно пользуются недолгой известностью), есть таланты, большие мастера и те высокие авторы, кто использует жанр как метод, чтобы сказать важнейшие вещи о человеке.

К таким относится и Джон Уиндем, романы и рассказы которого – сложные и мудрые образы, раскрывающие таинство жизни так, как это может делать гений и сказка.

А основание всякого сюжета, как замечал Ингмар Бергман: это в конечном итоге те отношения, которые выстраиваются между Богом и человеком.

Эти отношения – тайна, другим почти никогда не известная.

Так, старец-митрополит Анастасий Албанский рассказывает, как однажды разговаривал с известным богачом (которого любят ругать православные ВКонтакте), и сказал ему: «Мистер Сорос, вы говорите, что не верите и не молитесь, но я буду молиться за вас!».

«И знаете, – продолжает Анастасий, – что он сказал мне на прощание? – «Не забывайте обо мне молиться…».

Часто бывает так, что тонкие и глубокие люди, такие как Эмили Дикенсон, Рильке, Уитмен, Диккенс, – следуя за Христом и его любя, видят, что верующие и священники их страны чаще всего мыслят и говорят о Господе неверно, ложно, формально, сухо. И тогда такие тонкие люди говорят о своем опыте Бога – куда большем, чем опыт сухарей религиозности.

Если сказать об этом коротко, то лучшие из людей ощущают. Что Бог есть расцвет жизни, и не соглашаются с теми, кто представляет Его как подавляющую жизнь и надежды силу.

Подобно как в декабре 2020 года у профессора Осипова журналисты брали интервью и спросили: «Почему этот год был таким тяжелым?». На что профессор ответил: «Я вас обрадую – дальше будет еще хуже».

Конечно, такой отнимающий желание жизни ответ может дать только человек далёкий от Бога, от Источника жизни, и потому для него Бог – дубина, для усмирения людей «по Брянчанинову». Как это далеко от Христа и Его людей, идущих утешать и дарить!

И не имеет значения, что Осипов – профессор и специалист богословия. Ведь богословие, отнимающее надежду – мертвое, ложное.

« Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш!» (Ис 40:1).

И наоборот, – там, где религией у нас отнимают радость и свет – там нет ни Бога, ни истины, ни красоты.

Об этом, в конечном итоге, свидетельствуют такие глубокие и мудрые рассказы, как тот, о котором мы поговорим сегодня.

«Умирать в семнадцать лет ужасно романтично, если, конечно, при этом соблюдать все надлежащие приличия. Лежишь вся такая красивая, хоть и немного бледная, с одухотворенным лицом, утопая в подушках; оборочки нейлоновой сорочки выглядывают из-под ажурной шерстяной кофточки; волосы мерцают в свете ночника. Тонкая рука покоится на розовом шелке одеяла…

А какая выдержка, какое терпение, благодарность ко всем проявляющим о тебе хоть малейшую заботу, полное прощение докторам, чьи надежды ты не оправдала, сочувствие к оплакивающим, смирение, твердость духа… Нет, это все просто восхитительно, печально-романтично и не так уж страшно, как принято считать, особенно, если ни минуты не сомневаешься, что попадешь прямо в рай. А в этом Аманда не сомневалась никогда».

Так начинается великолепный рассказ Джона Уиндема «Неиспользованный пропуск», о семнадцатилетней девушке Аманде, которая с нетерпением ожидала, когда она уже уйдет со скучной земли в ожидаемый ею рай. Она расспрашивает о том, что будет в раю, пастора, спрашивает верующих, но никто ничего ей не может объяснить толком. Как вдруг в ее комнате ненароком оказывается шедшее по делам привидение другой девушки, постарше.

Аманда и призрачная девушка Вирджиния знакомятся, и юная леди просит Вирджинию рассказать о рае. Та удивляется – «зачем тебе это?», но поддавшись уговорам рассказывает, что была в разных вариантах рая, и нигде ей ничего не приглянулось.

«- Сперва, — начала она, — я попала в восточное отделение. Там всё необыкновенно роскошно — как в цветном кино. Все женщины носят прозрачные шаровары, чадру и массу драгоценностей. А мужчины все бородатые и в чалмах, и вокруг каждого толпа женщин, будто они хотят получить автограф. На самом же деле автографами тут и не пахнет. Время от времени мужчина выбирает из толпы какую-нибудь красотку (но, конечно, не тебя) и с ней удаляется, а тебе приходится искать другого, вокруг которого своих баб полно, и они злятся, если втискиваешься в их толпу. Ужасно обидно получается.

— И это все? — спросила Аманда разочарованно.

— Более или менее. Ну, можно еще, конечно, кушать рахат-лукум.

— Но ведь это совсем не то, что я думала! — прервала ее Аманда.

— Видишь ли, там есть и другие отделения. Вот в скандинавском, например, всё совершенно по-другому. В этом отделении все время уходит на то, чтобы бинтовать и промывать раны героям да еще варить им бульон. Хорошо тем, у кого есть хоть какое-нибудь медицинское образование, а по мне так там слишком много крови. К тому же эти герои — те еще типы, даже не взглянут на тебя. Они или хвастаются своими подвигами, или лежат пластом, а то вскакивают и отправляются получать новые раны. Такая тоска!

— Это ведь совсем не то… — начала было Аманда, но Вирджиния продолжала:

— Однако самая отчаянная скука — в отделении нирваны. Сплошь одни интеллектуалы. Женщин туда вообще не пускают, даже вывеска висит на стене, но я все-таки заглянула через забор. А там..».

И тогда Аманда требует, чтоб Вирджиния рассказала ей о нормальном рае, том самом протестантском райском саде, каким его представляет большинство людей земли.

«- Ах, этот… — протянула Вирджиния разочарованно. — Но, милочка, там всё так чопорно, что ей-богу не советую. Сплошь хоровое пение псалмов. Конечно, всё в наилучшем стиле, но уж слишком серьезно. И музыка однообразная — одни трубы и арфы. И все ходят в белых платьях. Всё ужасно, как тебе это сказать, антисептично? Нет, аскетично! А потом, у них там закон, запрещающий жениться, представляешь? Поэтому никто даже не осмеливается пригласить тебя после концерта в кафе — боятся, что их арестуют. Святым, конечно, все это очень нравится… — тут она остановилась. — А ты часом не святая?

— Н-не думаю, — ответила Аманда не слишком уверенно.

— Ну, если нет, то я искренне не советую тебе туда соваться».

Аманда негодует и кричит, что Вирджиния специально ее огорчает, потому что слушать о таких формах «вечного блаженства» глубокому человеку решительно невозможно.

«- Неправда все это, неправда! — закричала она. — Ты нарочно так говоришь, чтобы испортить мне настроение. Я так радовалась, что попаду на небо, а теперь… Это просто подло и жестоко с твоей стороны. — На глаза Аманды навернулись слезы.

Вирджиния смотрела на нее молча. Затем снова заговорила:

— Но, Аманда, дорогая, ты же просто ничего не понимаешь. Ведь все, что я тебе рассказала, весь этот рай — он только для мужчин, а для женщин — это же сущий ад! Не знаю почему, но до сих пор никто так и не удосужился спроектировать рай для женщин. Честно говоря, я бы на твоем месте держалась подальше от этого мужского рая. Между нами девочками говоря…

Тут Аманда больше не могла сдерживать слезы и разрыдалась, уткнувшись носом в подушку. Когда же она подняла голову, Вирджинии уже нигде не было. Аманда поплакала, поплакала и уснула.

Но все, что она узнала от Вирджинии, так на нее подействовало, что неожиданно для всех Аманда стала поправляться. А когда выздоровела окончательно, вышла замуж за бухгалтера, который представлял себе рай в виде компьютера, что, согласитесь, для молоденькой женщины не представляет ровно никакого интереса».

И действительно, за века людской истории никто из мыслителей не смог придумать рай для женщин. Один только Христос сумел сделать такое дело.

Мужчины об этом быстро забыли, но Бог знает. У Него есть рай для женщин, рай, где «последние будут первыми», где Он отрет всякую слезу, где назовет светлых девушек Своими дочерьми, драгоценными высокими!

Ведь это мужчине хватает для счастья банального самоутверждения в тех или иных формах, а женщины, – они так поэтично-утонченны, так сложны́ и прекрасны, что нужно было мастерство Самого Бога, чтоб уметь делать их в полной мере счастливыми!

Артем Перлик