О ВНУТРЕННЕМ МИССИОНЕРСТВЕ

Антоний Сурожский писал, что у человека может быть травматический опыт церкви. Такой опыт бывает всегда, когда человек сталкивается с отношением к себе внешних, не живущих по духу христиан.

Моя подруга в момент одного жизненного испытания вынуждена была уехать к родственникам в другой город. Уже через месяц те стали гнать её из квартиры. Она спросила меня – не пойти ли ей пожить в храм? Я честно предупредил, что в храме её съедят уборщицы и свечницы. Как горько было говорить так… Но, ведь это – правда…

Ольга, жена барда Окуджавы, долго готовила его к поездке в Иерусалим, стараясь, чтобы тот стал человеком Церкви. Она договорилась в русской миссии об экскурсоводе. У входа в храм гроба Господня Окуджаву с женой встретил монах и сказал: «Ну вы прогуляйтесь быстренько ко гробу, а потом мы с вами деря́бнем». Потом Окуджава с болью и сарказмом вспоминал, как им накрыли стол и как после второго тоста батюшку унесли. Окуджава потом говорил: «у меня не вызывает трепета наша Православная Церковь, потому, что она находится на том же уровне, на котором находится и всё наше общество».

О религии всегда лучше всего судить по её вершинам, её святым. Без этого мы можем запутаться в невыносимых противоречиях.

Ольга знала церковь иной, не такой, какой она представилась Окуджаве. Её церковь была церковью литургии, Антония Сурожского и Иоанна Крестьянкина. И для всякого ищущего человека очень важно проложить эту дорожку от ложности человеческих отношений, которой много и в храмах, до той красоты, которой церковь является на самом деле. Важно миссионерство среди знающих о Боге, но не имеющих о Нём ещё святоотеческого, светлого представления. И пускай этого светлого знания о Боге мало кто ищет, но среди людей всегда есть те, кто хотел бы открыть красоту и традицию Духа, предощущая особым образом, что церковь это нечто иное, чем ссоры входящих в неё людей, иное, чем формализм и косность, иное чем неприятие культуры и знания.

Первыми такими миссионерами в мире были пророки и Иоанн Креститель. В Иудеи основным духовным течениям был формализм фарисеев, и пророки обращались ко всем способным услышать, и говорили, что вера это живое отношение к Богу, а не соблюдение тех или иных правил. По сути, пророки первыми провозгласили то, что блаженный Августин сформулировал как «любить Бога и делать, что хочешь». Лучшие из людей того времени собирались вокруг пророков, потому что слово их было живым, и они говорили иначе, чем книжники и фарисеи.

Первые ученики Христа были учениками Иоанна Крестителя. Это не случайно. Чтобы человек пришел ко Христу, ему нужно сначала захотеть настоящести и в себе, и в мире. Той настоящести, когда жизнь проникнута Духом Святым, когда человек имеет силу сказать всему, не важному – не важно. Когда человек желает умножать красоту и добро. Именно в эту настоящесть и приводили людей пророки, о ней говорили апостолы. И парадоксальным образом эту настоящесть бывает очень сложно расслышать именно в храмом пространстве. Потому проповедь пророков и апостолов всегда вызывала скандал – формалистам и умникам любого века невыносимо слушать, что важны не их заслуги, а благодать, которая дается только за жизнь для других, а не за количество прочитанных книг, дипломов, и не за умение составлять библиографию к диссертации.

Никакой ищущий человек не приходит в церковь, как в организацию и никого к принятию веры не вдохновили умники с формалистами. Ищущие истину и в церкви ищут царство Духа Святого, ищут подлинность, без которой невозможно жить. Потому Бернард Шоу и замечал, что Евангелие читают только бунтари.

Те бунтари, которым не выносим формальный подход к важнейшему на земле. Кто никогда не будет считать канцелярию отблеском царства небесного.

Конечно, ищущие Духа пугают формалистов и всех, кто удобно устроился в храмовом пространстве, но так и не пришел к сути.

Некий мой знакомый, вдохновленный образом церкви как неба на земле отправился учиться в семинарию. Насмотревшись на чудовищные семинарские порядки и полное отсутствие того неба, которое он искал, он вернулся в город разочарованный и растерянный. Помнится, он говорил нам, что вообще не может больше верить, и не представляет себе, чтобы на земле по-настоящему были святые люди. А мы отвечали ему, что один такой святой человек живет вовсе неподалеку, это известный старец Гавриил Стародуб.

– Съезди хотя бы посмотри на него, – убеждали мы его, – и ты увидишь, что церковь как небо жива!

– Хорошо, – в конце концов ответил он, – поеду, посмотрю на него.

И семинарист отправился в село, где жил старец.

Не без труда нашел домик, постучал в дверь, на порог вышел старец и первым спросил:

– Ну что, посмотрел на меня?

У них состоялась беседа, и старец Гавриил вернул семинаристу ощущение церкви, как неба.

Ведь когда человек живет Духом Святым, то вокруг него расцветает земля. И рядом с ним другие уже не думают, что церковь это ложность людей или канцелярия, потому что через настоящее сердце церковь сияет как Царство Троицы.

Так, когда Антонию Сурожскому нужно было писать письма в Московскую Патриархию, то он никогда не делал это в официальном стиле, а писал как друг и поэт, показывая тем самым, что ничего ложного не должно стоять на пути настоящести сердца.

Мне рассказывали смотрительницы одного большого православного центра, что когда к ним приезжал старец Гавриил Стародуб, они пытались рассказать ему о своих планах по работе с людьми и молодежью. Но старец никогда не хотел слушать этого, а спрашивал их: «не грустите ли вы?», «хватает ли вам пенсии?», «есть ли у вас трудовая книжка?», «не огорчают ли вас тут?», – и тому подобные вопросы, говорящие о том, что рядом с миром ложных человеческих отношений всегда существует мир Божий, и он-то и есть церковь.

Традиция Духа исходит из живого ощущения Бога, из знания жизни с Ним, знания о красоте мира, и потому она дает силу против всей ложности людских отношений, говорящей всему по-настоящему важному в жизни – «не важно».

Красота православия раскрывается именно в возможности тут пути освящения, обожения, и больше нигде мы не встретим людей, подобных православным старцам, которые тоже по благодати знают, что в человеке и как вызволить его к свету.

Даже ходящие в храмы далеко не всегда знают о красоте христианства, выражающейся в восходящих к Высочайшему. Нужно увидеть или прочесть Антония Сурожского, поразиться жизни для других совершаемой святой Марией Скобцовой, восхититься пророческой мудрости Старца Софрония Сахарова, быть утешенным Паисием Афонским или Порфирием Кавосокаливитом, чтобы знать подобные вещи…

Вспоминаю, как я впервые приехал в Грецию к Старцу Дионисию Каламбокасу, и мне пришлось неделю ждать его возвращения из Норвегии, где он открывал новый монастырь во имя святого Олафа Конунга. Я тревожился, увижу ли Старца, и первое, что сказал мне по приезду этот всемирно известный человек, к которому приезжают министры и генералы: «Я прошу у вас прощения, за то что вы переживали, будто можете меня не увидеть…».

А потом спросил, буду ли я во время беседы пить чай или кофе, и как только я допивал чашку, он просил одного из монахов принести мне ещё чаю и угощений…

Потому-то отец Лев Жилле и писал: «О странная Православная Церковь, столь бедная и столь слабая… чудом прошедшая сквозь все множество превратностей и тягот; Церковь противоположностей, столь традиционная и в то же время такая свободная, столь архаичная и, однако, живая, столь обрядовая и вместе с тем так глубоко личностно-мистическая; Церковь, где так бережно хранится бесценная евангельская жемчужина, хотя и нередко под слоем пыли… Церковь, о которой так часто говорили, что она не способна к действию, и которая тем не менее, как никакая другая, умеет воспевать пасхальную радость!»

Артем Перлик