Оливье Клеман о красоте

По Клеману красота есть доказательство бытия Божьего. Красота понимаемая как подражание Христу, обретение христообразности и в жизни, и в трудах, и в словах, и в творениях.

В таком восприятии красота является богословием, потому что ею мы касаемся Его благодати, звучащей в глубинах всей красоты. Так и музыка Баха, и картины Рембранта, и стихи Рильке дают нам пережить это прикосновение подлинности, прикосновение благодати, и знать, что свет по-прежнему сияет в мире, но замечаем мы это лишь в меру сходности себя с ним. А красота оказывается одним из имён Божиих, сиянием Его благодати во всём, что истинно обращено и открыто к Нему: жизнях, делах, словах.

Настоящий автор старается привести человека к пробуждению сердца, чтобы тот замер перед красотой, отбросил нечувствие подлинного и ощутил Бога. Именно по этой причине в романе Ремарка «Три товарища» главный герой радуется, что его возлюбленная не стремится взять его за руку когда они слушают концерт классической музыки – в предстоянии высокому следует отбросить всё остальное, хотя бы затем, чтобы вырасти до того, чтоб дарить любимым друзьям высоту.

Клеман даже говорил, что современное богословие должно быть богословием красоты, так как язык красоты близок человеку. «Бог открывает Себя именно в красоте… В красоте вещей, мира, в самом ритме времен года, в безмятежности реки и леса… И особенно в лице праведника, святого» – пишет он. Поэзия, литература, музыка – много говорят о пути к духовному, они дают нам коснуться самой этой подлинности, коснуться Бога.

Клеман пишет: «Сегодня для многих людей, находящихся в стороне от Христианства, которое видится сведенным к состоянию болтливой и морализаторствующей идеологии, религиозная глубина жизни открывается лишь в красоте».

Как тут ни вспомнить тягу многих умных и светлых людей времён СССР к поэзии и классике, которая воспринималась не просто как чтение, но как именно возможность прикосновения к «иному», позволяла «желать странного» и давала некое внутреннее основание уверенности, что в мире есть что-то высочайшее.

Садовник хоббит Сэм из сказки Толкиена говорил об этом «Конечно, мы любим свою землю, но любим её потому что в мире есть ещё что-то более высокое, в независимости оттого, знаем мы об этом высоком, или нет».

Всё это может относиться лишь к той красоте, которой касается Дух Святой, к красоте дающей прикоснуться к небу. Здесь нет места эстетизму, эгоистичной жажде самовыражения, но сияет идея служения – красота создаётся всегда ради радости всех других. Всякое подлинное творения явно отмечено прикосновением Неба. А всё остальное не стоит внимания такого бессмертного существа, которым является человек.

Культура важна, когда она, пусть даже и подсознательно, воспринимается как весть небесной страны, свет Небесного Иерусалима. Но, если она становится идолом, то наше сердце разобьётся, так тогда утрачивается обращённость сердца к Богу — пусть часто невольная и неосознанная.

Клайв Льюис писал об этом, что, чем бы человек ни занимался, хорошо в его трудах лишь то, что, так или иначе, смотрит на Бога. И плохо всё, что от Бога отвернётся…

Человек способен являть собой и своими трудами славу Господню, и в этом умножении рая, в конечном итоге, смысл наших трудов красоты. В этом смысл и нашей жизни, чтобы свет благодати сиял сквозь нас и этот дар света был бы определяющим всё в нас. Как сказано в молитве: «Христос, истинное сияние, которое озаряет и освящает всякого приходящего в мир человека, пусть свет Твоего лица будет в нас знаком, чтобы в нем мы увидели недосягаемое сияние».

И Оливье Клеман, размышляя об этом, напоминает слова святого Кирилла, что Красота Сына, «созрела во времени», чтобы мы были «как бы за руки ведомы к красоте Того, кто ее порождает». Тогда и наши жизни и дела становятся умножением рая, и мы сами обретаем опыт того Царства Божьего, которое внутрь вас есть (Лк.17:21)

Артём Перлик