О банальных стихах и духовном вкусе

Михаил Завалов вспоминает об отце Александре Мене и его отношении к творчеству:

«Однажды в молодёжной компании ему кто-то задал вопрос о том, какую следует читать духовную литературу. Стоя у книжной полки, он ответил, причём с некоторым запалом: «Запомните это раз и навсегда: нет духовной и недуховной литературы. Есть или просто настоящая литература – и тогда она всегда духовна, – или не литература вообще, так, нечто, что и читать не стоит. – Повернувшись и разглядывая книги: – Ну-ка, что тут стоит? Гоголь, Сэлинджер, Достоевский, Бёлль… Где тут недуховная литература?!»

Но людям, если они церковные, кажется, что подлинно христианские стихи должны быть непременно религиозно маркированы, содержать узнаваемые символы, слова — вроде: «храм», «алтарь», «батюшка» и т. д.

Даже в Церкви духовный вкус – достояние не большинства, а причастников Духа. И если бы лучшие из людей земли смотрели на церковное большинство – они никогда не стали бы христианами. Но у них хватало мудрости видеть, что, кроме фарисеев, садуккев, людей Ирода и толпы, есть еще и апостолы, мироносицы, Иоанн Креститель, и Тот, ради Кого высота вообще существует.

А вот как архимандрит Зинон (Теодор) вспоминает, как шел против вкуса монахов Троице-Сергиевой лавры, чтобы отстоять вкус подлинности, чувство истины:

«Очень для меня печально, что я жил буквально в пяти километрах от отца Александра Меня, в лавре, но с ним не встречался, хотя книги его читал ещё с 80-ого года, когда они были изданы в издательстве «Жизнь с Богом» под псевдонимом Эммануила Светлова. Они мне тогда очень помогли. Лаврские монахи, конечно, их не одобряли, но я давно привык не ориентироваться на чужие вкусы. Но я думаю, что всё в жизни происходит в своё время. Очевидно, я тогда ещё был не готов с ним встретиться, хотя почти все опубликованные работы отца Александра Меня я прочёл».

Сам отец Александр Мень по поводу отсутствия духовного вкуса говорил: «Да что мне всё несут стихи про Бога, я люблю стихи о жизни!»

Это тонкое замечание о том, что в стихах о Боге, в книгах о Нём, Его, как правило, нет, потому что Он не живет в безвкусице и мелочности чувств и суждений. Его и в евангельское время тошнило от таких строчек, таких тем и слов. И теперь Он столь явно не дает всем этим мелким строкам даже крупицу благодати, ведь благодать не дается для того, чтоб бездарные люди смеялись над нею своим трудом.

– Но неужели эти люди родились бездарными?

– Конечно, нет! Они все пришли в мир быть высокими башнями, но, пока они занимают место свиней под дубом, ни о каком творчестве и высоте говорить не приходится.

– Почему же прихожане так падки на безвкусицу?

– Потому что она не требует мысли, она знакома, она в храмах и так повсюду, и почти все люди ей следуют, а потому она не вызывает тревоги и не требует от людей перемены.

Это поэзия, под которой прихожане скрываются от прямого взгляда Бога, как Адам и Ева прятались от Него под кустом.

– Это и отказ думать?

– Да, потому что думать – это брать на себя ответственность за различение добра и зла.

А в России ответственность брать на себя не принято, всегда легче, когда какой-нибудь начальник или священник решит за тебя, зачем нужна твоя жизнь и что такое духовная поэзия.

Не зря же писал Джон Стейнбек в «Русском дневнике»: «В СССР никто не хочет брать на себя ответственность. Никто не готов сказать «да» или «нет» на то или иное предложение. Всегда нужно обращаться к кому-то вышестоящему. Таким образом человек защищает себя от возможных неприятностей».

Был в СССР такой анекдот, когда Брежневу дали рукопись Солженицына, и спросили, можно ли печатать.

– Я-то не против, – ответил Брежнев, – а вот что подумают на верху?

– Но что же верх для всех этих начальников и подначальных?

– Их верх – серость. Та серость, на которую можно положиться, следуя ее законам, и так отказаться от личного и живого участия в бытии, где все: и земля, и небо, — ждут от тебя решения быть человеком.

Но если от этого решения можно спрятаться под словами «батюшка», «елей» и «лампада», то слишком многим такая возможность укрыться от взгляда Господнего кажется самой лучшей из всего, потому что пока ты под кустом, то с тебя, будто бы и нет спроса, а виноваты Ева, яблоки, дерево и что угодно, только не ты сам.

– Но не ты ли выбирал это чтение? – спрашивает Небо у читателя. Не ты ли сам хотел отождествить Великую Церковь с мелочными и банальными стишками и мыслями?

– Да я.. Да ведь все вокруг… – начнёт оправдываться человек.

Но Бог прервёт его и с болью скажет:

– Чадо! Неужели жизнь твоя была для того?

Артем Перлик